Бублик замер, всматриваясь и прислушиваясь: похоже, что с той стороны кто-то настойчиво пытался открыть запертую дверь.

Бублику стало жутковато.

Что может понадобиться ночью в почти пустой комнате? Только он сам.

Не крыс же ради сюда ломятся?

Хорошо, что задвижка была сделана из массивного бруса, она перекрывала небольшую дверь крохотной каморки не хуже, чем запоры – ворота Цитадели Акватики.

Но тот, кто был по ту сторону двери, очень старался, настойчиво и трудолюбиво.

Вдруг поскрипывание сменилось равномерными жжикающими звуками.

Бублику и так было страшно, а от этого стало ещё хуже.

Но просто сидеть и слушать он не мог.

Выбравшись из кровати, он на цыпочках подошёл к двери, чтобы узнать, что же там жжикает.

В щели между дверью и косяком ходила туда-сюда тонюсенькая пилка, медленно, но упорно вгрызаясь в дерево.

Бублик понял, какую глупость он сморозил, когда закрывал дверь: мудрый мастер, сделавший задвижку, предусмотрел и такую возможность. Он защитил конец бруса полоской жести. А Бублик задвинул брус слишком далеко, и против щели в двери было чистое дерево.

Бублик так разозлился сам на себя, что даже страх прошёл. Он неслышно вернулся к кровати, откинул крышку своего сундучка, стоявшего рядом, и достал небольшой узкий ножичек, каким всегда чистил картошку и морковку.

Потом вернулся к двери, улучил момент и подставил под зубья пилки тупую спинку лезвия. Пилка возмущённо заскрипела зубами, царапая металл.

Это очень не понравилось тому, кто стоял за дверью. Он выдернул пилку и стал подпиливать брус снизу.

Но Бублик уже успел отодвинуть брус назад, буквально на два пальца, и теперь металлическая накладка легла точно там, где и должна была быть.

И задвижка стала пилке не по зубам.

Тот, кто стоял за дверью, понял это и, мягко ступая, ушёл.

Бублик подумал: “Может быть, подождать у двери до утра?” Но сон победил страх, Бублик решил, что в случае чего он обязательно проснётся, и забрался под одеяло.

Пока он воевал с невидимым врагом за дверью, Скряг потихоньку перебрался на его подушку.

Бублик сердито водворил нахала обратно в ноги.

“А говорят: “крысы чуткие сторожа”!..” – подумал он мрачно. – “Тут голову, похоже, скоро отпилят, а эти даже не проснутся. Кому я мог понадобиться? И зачем?”

Сказать, что Бублик проснулся угрюмым – ничего не сказать.

У него даже живот закрутило, когда он открыл глаза и вспомнил о ночном происшествии.

А главное, он никак не мог понять, почему пытаются попасть именно в его комнату? И как теперь быть дальше? Ждать каждую ночь, пока кто-то неизвестный будет ломиться в дверь? Или в окно?

Ответов на свои вопросы Бублик не нашёл и пошёл завтракать, то есть хлебать жидкую кашицу.

За завтраком, пока прочие дружно жевали, Главный Повар толкал вдохновляющую речь:

– Не упадем лицом в грязь! – призывал он. – Не посрамим родных стен! Состряпаем и перестряпаем всех прочих! Так ведь, орлы мои?

– Перестряпаем! – вразнобой, давясь кусками, подтвердили кухонные орлы.

– Устряпаем! – пискнул кто-то остроумный с конца стола, где сидели поварята.

– Сегодня – день разминки! – не обращая внимания на последний выкрик, продолжил свою речь Главный Повар. – На наше счастье не все ещё прибыли, поэтому мы попечём сегодня того-сего, разных мелочей. Покажем себя чуть-чуть, карты на стол выкладывать не будем.

То, сё и разные мелочи (по разумению Главного Повара) были:

три сотни песочных пирожных с масляным кремом,

полторы сотни песочных корзиночек с кремом и фруктами,

сотня слоёных бантиков, обсыпанных сахарной пудрой,

полсотни слоеных трубочек с белковым кремом,

двести бисквитных пирожных с мармеладом и орехами

и сто пирожных “картошка” с “глазками” из розового масляного крема.

В полуподвале каждой башни имелась образцовая кухня со всем, что надо отряду кулинаров.

Были там и духовые шкафы, и разделочные столы, и плиты для жарки и варки.

Но Главный Повар всё равно был недоволен.

– Ну что это за духовой шкаф?! – возмущался он гневно. – Это не шкаф, это коробка от обуви! Здесь даже полусотни пирожных не сделаешь! И о н и называют э т о кухней! А ещё на конкурс приглашают. Да у меня скалки шире их разделочных столов!

Но, несмотря на его ворчание, кухня была удобной и даже уютной. Пока Главный Повар бесновался, повара и поварята распаковали ящики, достали свои поварешки, скалки и терки, повесили сита и укрепили мясорубки.

И работа потихоньку закипела.

Замесили тесто для песочных и слоёных пирожных. Застучали венчики, взбивающие белки с желтками для бисквита.

Кухня наполнилась рабочим шумом. Запахло подрумянившимися орехами, которые поджаривали для того, чтобы украсить ими пирожные.

Два повара в четыре руки привычно наполняли формы для пирожных песочных тестом, накручивали на специальные рожки полоски слоёного теста для трубочек, резали и крутили бантики, выкладывая их на широкие железные листы.

Другие повара, стараясь не дышать, выливали бисквитное тесто в форму.

– Всем замереть! – раздался рык Главного Повара.

Кухня онемела и обездвижела, форма с бисквитным тестом отправилась в духовку.

Повара и поварята замерли, боясь произвести малейшее сотрясение. Чтобы капризное тесто не осело от толчка, не стало плоской лепёшкой.

Бисквит неторопливо пёкся, миллионы воздушных пузырьков наполняли его, делая пышным и нежным.

Главный Повар стоял около духового шкафа и поварским нюхом угадывал то мгновение, после которого бисквиту уже ничего не угрожает.

– Отмереть! – раздался его успокоившийся голос.

Кухня ожила.

В другом духовом шкафу выпекались песочные корзиночки, скоро настал черёд и слоёных пирожных.

Подошло время для кремов.

Пока выпеченные заготовки остывали, на кухне опять завели свою песню взбивалки всех конструкций. В одном углу взбивали масло для масляного крема, в другом – белки с сахаром для белкового.

На плитах уваривались сиропы и повидла, кипела вода. Фрукты резали на красивые кусочки и опускали на мгновение в кипяток.

Главный Повар лично проконтролировал, как унесли в прохладную кладовую бисквитные пласты: они должны были пролежать в прохладе всю ночь, и лишь потом их можно пропитать сиропом, чтобы сделать торты и пирожные не из сухого, а из пропитанного бисквита.

Дело близилось к концу: в корзинки укладывали фрукты, выдавливали из отсадочных мешков с кремом всякие цветочки и листочки, завитушки и зубчики.

Смешав измельчённые до крошек кусочки бисквита с кремом, ликёром и орехами, одни поварята катали “картошки”. Другие (и Бублик в их числе) наполняли воздушной белковой массой трубочки, посыпали бантики сахарной пудрой.

Новый кондитер, отказавшийся сменить оранжевый платок на белоснежный колпак, но фартук всё-таки повязавший, железной рукой выписывал на пирожных затейливым почерком бесконечные: “С приветом из Акватики!”, “С приветом из Акватики!”, “С приветом из Акватики!”. Таких приветов должно было получиться двести штук.

Наконец пирожные были готовы, радовали и глаз, и нос, теперь хотелось порадовать ими язык.

У поваров наступил заслуженный отдых, а вот поварятам отдыхать было рано: вместе с посудомойками они принялись отмывать кухонную утварь.